|
Дневник-воспоминания унтер-офицера Е.Х. Гусева
3 февраля 2014 - Администратор
А 21-го октября наш полк в полном составе отправлялся на позицию. После водосвятного молебна пообедали мы в последний раз в Петергофе. И в полном снаряжении на казарменном дворе пропели «Царю Небесный» и «Спаси, Господи, люди твоя». И пошли на посадку в вагоны на станцию Новый Петергоф. Состав поезда был уже приготовлен. Нас рассчитали по сорок человек в вагон и приказали садиться. Вся платформа около поезда была загружена вольной публикой. Это родные и знакомые пришли проводить своих дорогих лиц. Там плакала жена и маленькие дети, провожающие своего мужа и отца, тут мать и отец, благословляющие своего сына на ратный подвиг, - всюду слезы и подавленные рыдания. Много солдат было Петергофского уезда, и их окружала толпа родных. Давали подарки. У меня никого не было из близких, и я этим был доволен. Лучше так-то: меньше горя и слез. Сколько не тужи, а судьбы своей не избежишь.
Я мысленно прощался с дорогою семьей и благословлял ее. Но вот свисток, подали паровоз, пыхтя, потянул по рельсам вагоны, все дальше и дальше удаляясь от стоявшей публики. И далеко видно было, как махали платками и кричали «ура», некоторые женщины далеко бежали за поездом, но, обессилев, останавливались и, подняв руки, плакали навзрыд.
Когда все это скрылось из виду, солдаты запели в вагонах песни, и понеслись они тоскливо и жалобно по окрестным полям, и слышались в них горе души и затаенные слезы по оставленной семье. Пел и я, и думалось мне: «Господи, что ожидает меня впереди? Буду ли я убит или же возвращусь обратно в свою семью?» Еще думал я тогда, что, может быть, пока мы прибудем на позицию, кончится война. Но жестоко в этом ошибался.
Ехали мы по железной дороге 9-ть дней. Скорым ходом. Остановок совсем не было. Только остановки были на обед и на ужин. Обед готовился на поезде. Проезжали мимо Царского села, потом мимо Гатчины. Станция Семир Виндав Рыбинской железной дороги. Станция Чолы Новгородской губернии. Станция Сущево Псковской губернии.
22-го октября, станция Дериги.
В тему.
От штаба Верховного Главнокомандующего.
25 октября 1914 года.
Продолжавшиеся свыше трех недель упорные, почти беспрерывные бои на Сане и к югу от Перемышля разрешились 23-го октября общим отступлением австрийцев. Еще накануне этого дня австрийцы произвели последнее усилие, чтобы отбросить наши войска, переправляющиеся через Сан. До глубокой ночи неприятель на значительном фронте производил атаки, наступая последовательными густыми цепями, но повсюду был отброшен с огромным для них уроном. 23-го октября неприятельские колонны потянулись от Сана в направлении к Дуклинским проходам через Карпаты. Южнее Перемышля неприятель стремился повсюду выйти из боя. На всем его фронте мы энергично преследуем.
В ночь на 23-е проехали город Витебск на Днепре. Станция Шлов Могилевской губернии. Город Могилев на Западной Двине. Станция Жалобин на Днепре. И затем Киев на Днепре. Мост через Днепр длиною одну версту с четвертью. Подъезжали мы к Киеву вечером, с моста было видно вправо горы. По берегу Днепра высились колокольни и кресты – это Киево-Печерская лавра. Город расположен на горах. Осмотреть его нам не пришлось. Остановили наш поезд на запасном пути. Тут около вокзала на дворе, обнесенном забором, стояла толпа пленных австрийцев, человек более 1000. Мы с интересом смотрели на них, давали им папирос, хлеба. Они все это наперебой брали у нас. Поехали далее по Волынской губернии. Навстречу попадалось много санитарных поездов с раненными и пленными австрийцами. А когда мы приехали на пограничную станцию Радзивиллов, то тут пришлось стоять более суток по причине скопления поездов. Станция эта разгромлена австрийцами. Здесь в начале войны австрийцы ворвались в Волынскую губернию и много натворили бесчинств. Местные крестьяне рассказывают, что солдаты насиловали женщин и девушек.
В тему.
От штаба Верховного Главнокомандующего
26 октября 1914 года.
В Галиции австрийцы покинули при отступлении многих больных холерой в Ярославе, Пржеворске и деревнях близ Сана.
Со станции Радзивиллов мы приехали ночью на станцию Броды. Было холодно, дул холодный и пронзительный ветер. Вдруг поезд остановился. Нам приказали вылезать из вагонов. В вагонах было тепло. Мы спали. Ночь была холодная.
В тему.
От штаба Верховного Главнокомандующего
27 октября 1914 года
На путях к Кракову 24 октября мы атаковали австрийские арьергарды на реке Ниде, а 25-го октября – на реке Нидзице.
В Галиции наши войска продолжают наступать. В последних боях на Сане взято в плен 125 офицеров и 12000 нижних чинов. К югу от Перемышля 24-го октября взято свыше 1000 пленных.
Это 27-го октября, на канун праздника Святого Параскевы. Мы съежились и дрожали. Тут нам была пересадка на австрийские вагоны. Тут я понял, что кончилась сытая и теплая жизнь. Впереди стояла мрачная неизвестность. Тут к нам подошел ротный командир, сказал: «Ну, братцы, теперь, наверно, денька через три придется идти в бой». Слово «бой» как-то жутко отдавалось в душе. Наверно, полетят «чемоданчики». «Чемоданчиками» солдаты называют снаряды из тяжелых орудий. Если такой снаряд пролетит на сажень от человека, его воздухом разорвет. «Вот не погнали бы на Карпаты, - сказал ротный командир, - там снегу по колено, здесь же снегу не было».
Посадили нас на австрийские вагоны и повезли дальше.
В тему.
От штаба Верховного Главнокомандующего
28 октября 1914 года
На пути к Кракову мы продолжаем теснить австрийские арьергарды.
К югу от Перемышля 25-го октября нами взято 1000 пленных и несколько орудий.
Утром 28 октября мы приехали во Львов. А дальше железная дорога не работала.
28 октября 1914 года.
В 9 часов утра мы приехали в город Львов (в Галиции), со станции нас погнали городом в казармы, пришлось проходить почти весь город.
Львов город большой, много больших и красивых домов, только окрашены они все в серый цвет, поэтому имеют вид неприветливый.
Улицы вымощены мелким плитняком, есть электрический трамвай, который действовал в это время, дома есть в пять этажей, они хотя и не разрушены, но все покинуты жителями, на некоторых домах русские вывески из полотна местных торговцев. На многих домах развеваются флаги Красного Креста, это русские и австрийские госпитали, наполненные ранеными. Весь город запружен русскими войсками, изредка попадаются австрийские полисмены, санитары с повязками и австрийские сестры милосердия.
Куда ни взглянешь, идут все русские солдатики с винтовками на плечах, только штыки блестят на солнце, тянутся бесконечные обозы, артиллерия гремит колесами, запряженные по шесть лошадей к орудию.
Город окружают высокие горы, и на одной из гор насыпан холм и там устроена вышка, поэтому получается страшная высота, это, наверное, сделано для обозрения местности.
Наконец нас пригнали на казарменный двор. Казармы каменные, трехэтажные. На стенах нарисованы австрийские солдаты во всевозможных формах, пехотинцы, кавалеристы, артиллеристы и уланы. Разместили нас в казармах на ночлег, вечером ходили в баню, баня очень хорошая с ваннами и душем, но берут дорого – 30 коп. с человека.
Придя из бани, я написал письмо домой. Помолился Св. Великомученице Параскеве, прося заступничества в предстоящей боевой жизни. Вспомнил также про домашних и о том, что у нас сегодня престольный праздник. Соберутся родные, вспомнят обо мне, невесело будет моему дорогому семейству. С тяжелыми думами лег на солому и заснул тревожным сном.
На утро 29-го октября разбудили рано, еще темно, согрели чаю на казарменном дворе, попили и выступили в поход.
Погода теплая, ясная, а на дороге непролазная грязь. С непривычки ноги скоро устали, плечи разломило от снаряжения, в тот день переход был назначен небольшой – 21 верста, делали небольшой привал и опять шли, дальше по бокам на расстоянии 300 саженей шли походные заставы.
За первый день мы очень утомились, наконец усталые и голодные пришли в местечко Янов. Местечко это оказалось все разрушено и сожжено снарядами, здесь, рассказывают местные жители, происходил ужасный бой, который продолжался семь дней. Здесь происходили страшные штыковые бои, здесь выпущены были тысячи снарядов.
Братские могилы свидетельствуют, что здесь много легло австрийцев и русских. Жители же, поляки, рыли в земле ямы, накрывали их бревнами, и сверху насып земли, и с женами и детьми скрывались в этих ямах во все время боя, не смея показаться на волю.
На самом краю местечка в уцелевших от огня домах разместили нас на ночлег. Стекол в окнах не было ни одного, а стены были продырявлены пулями.
На каждом шагу здесь сказывалась страшная и беспощадная война. Сердце болело, смотря на эти обгорелые остовы труб, на опаленные сады, на этих оставшихся без крова и пищи людей.
Согрели мы в котелках чаю, попили с сухарями и легли, не раздеваясь, спать на голом полу, и скоро же мы заснули, утомленные первым переходом, в первый же день многие натерли себе на ногах мозоли.
Утром 30-го октября мы пошли дальше по шоссе, нам утром выдали кукурузного хлеба фунта по полтора, ранее мы еще не знали голода, а тут стали чувствовать недоедание. Был у меня товарищ в моем отделении Андрей Феоклистович Дмитриев, унтер-офицер. Он родом Смоленской губернии, служил писарем у земского начальника, а потом был волостным писарем, он очень страдал в походах: привык-то он к жизни к хорошей, а тут приходилось страдать, приходилось жить впроголодь. Когда мы шли еще от Львова, то он выбросил мешочек с сухарями, тяжело было тащить. Я говорил ему: «Не выбрасывай, Дмитриев, пригодятся в походе». Но он сказал: «Что все равно я их не могу есть». У него действительно были и деньги, но достать нечего. И впоследствии пришлось ему просить у меня сухариков. Хороший был товарищ, мы всем делились с ним, последний кусок хлеба делили пополам. Он, если удастся чего купить, не съест без меня. Идя по дороге, мы делились с ним впечатлениями. Он был человек начитанный, мастер рассказывать. У нас завелась тесная дружба.
Когда мы шли от Янова, то по дороге попадалась масса австрийских повозок, патронных двуколок, зарядных ящиков. Походные кухни со сломанными колесами валялись по сторонам дороги. Трупы лошадей и австрийских солдат валялись на земле. По всему можно заключить, что австрийцы здесь отступали в страшном беспорядке.
К вечеру мы пришли в небольшой городок Яворов, прошли мы в тот день 35 верст.
На ночлег расположили нас по обывательским квартирам. У нас в квартире была плита, мы согрели чаю и попили с сухарями. Дмитриев ходил в город купить чего-нибудь из съестного, но ничего не нашел.
Солдаты еще к походам не привыкли, обтерли себе ноги, плечи болят от снаряжения, ночью стонут, а на утро еле раскачаешься. У меня ноги болели страшно, и сам уставал, другой раз едва дотянешься до ночлега. Но благодаря Бога ног я ни разу не обтирал и нажимов не было.
Утром 31-го октября вышли из Явора, пошли дальше по шоссе, там, в Галиции, очень много шоссейных дорог, что для походов очень хорошо, в особенности для артиллерии и обозов.
В этот день до нашего слуха стали доноситься глухие орудийные выстрелы, раньше мы не слыхали, мы шли в направлении к Перемышлю. На половине дороги дневного перехода всегда делали большой привал. Солдат сводили с дороги, строили поротно в резервную колонну, составляли ружья, снимали мешки, и солдаты разбегались – кто за дровами, кто за водой, чтобы нагреть чаю. В это же время подъезжали походные кухни и выдавали обед. Наскоро пообедав, шагали дальше. В этот день переход был особенно большой – 42 версты.
Шли целый день, да пришлось захватить и ночи. Сделалось темно. Стал накрапывать дождь, многие уже едва тащили ноги, а некоторые садились у дороги и не могли идти дальше. Потом подул холодный ветер, сделалось страшно холодно.
Здесь, как мне пришлось испытать, погода резко меняется. Вдали по дороге виднелось зарево, мы стали думать, что это какой-нибудь город и от электричества видно зарево, но шли-шли, а города не было. Потом с левой стороны дороги вдруг нас осветили лучи – это сильный прожектор из Перемышля освещал окрестности. Он как бы нащупывал в темноте. Все предметы становились видны как днем, куда направлялся луч света, до этого времени солдаты некоторых рот пели песни, тут же все перестали, впоследствии мы узнали, что в эту ночь была сделана вылазка из Перемышля, и в одном месте им даже удалось прорвать кольцо. Но тут подошла наша 52-я дивизия, и они обратно убежали в крепость. Наконец мы подошли к огням, которые мы давно видели, это пылали костры из дров между походными палатками. Здесь расположились на ночлег Ижорский и Березинский полки бивуаком. Наш полк свернул вправо от дороги, и в ближайшей деревне нас разместили в сараи на ночлег.
В сарае, в который попал я, была солома, и вот я зарылся в солому, как крот, чтобы сколько-нибудь согреться. Не грел я в тот день и чаю – уж очень устал. Рядом со мной зарылись товарищи, согревшись, я уснул. Проснулся перед утром, озябли ноги. Слух мой тревожно ловил гудение орудийных выстрелов – это тяжелые орудия из Перемышля колебали воздух. Я с замиранием слушал их и в то же время думал, что ожидает меня дальше. Как я буду сидеть в окопах в холода: сапоги у меня были маленькие, с одной портянкой. Наверно, отморожу ноги, решил я. Наконец рассвело, мы нагрели чаю. Выдали нам масла и хлеба, и стало гораздо веселее, днем всегда лучше.
Я пошел в одну халупу и написал письмо домой, здесь нам была дневка. Это было 1-го ноября. Мы здесь ночевали еще ночь, вечером пошли в одну халупу, так заказали наварить картошки. Полячка изготовила нам с салом, за меня платил Дмитриев, у меня в то время денег не было. Здесь же попили чаю и легли в халупе спать, а на утро 2-го ноября опять отправились в поход. Переход был назначен 42 версты. По дороге переходили реку Сан, на которой русские войска под огнем неприятеля делали переправу. Здесь бой происходил 27 дней, это был самый ужасный бой. В Галиции войска наши переправились через реку и погнали австрийцев дальше.
К вечеру мы пришли в город Ярослав. Город большой и хороший. Много больших и хороших казенных зданий, но торговли тогда совсем не было, потому он недавно был занят русским. Он переходил два раза из рук в руки. Но разрушенных домов мало. Нас поместили в больших трехэтажных казармах. Вечером мы с Дмитриевым ходили в город в надежде найти что-нибудь съестного, но ничего не нашли.
Ночью город представлял печальную картину: дома стоят мрачные, высокие, ни одно окно не освещено, жители выехали вглубь Австрии, осталось только бедное население на окраинах города. На улицах только солдаты русской армии в поисках чего-нибудь съестного, но ничего нет.
3-го ноября (возможно 2-го ноября, авт.) была дневка в Ярославе. Я написал два письма: одно в Ярославль и письмо жене. Здесь же переночевали еще ночь, и утром 4-го ноября наш первый батальон повели в резерв к Перемышлю, здесь мы остановились верстах в 20-ти от Перемышля, от Ярослава до Перемышля 25 верст. Остановили нас на поле около узла дорог, здесь мы раскинули походные палатки и варили чай и картошку. Ротные командиры съездили к Перемышлю осматривать наши передовые позиции. Наше осадное кольцо находилось в 9-ти верстах от Перемышля. Солдаты наши сидели в окопах. Неприятель стрелял из тяжелых орудий. Мы отрывали наших солдат из окопа, тяжелым снарядом их зарыло в землю. Когда отрыли, их было двое, они оказались живы и невредимы, но страшно перепуганы. Вблизи окопов была деревня, по деревне в тот день было выпущено 500 снарядов. Всю деревню буквально срыли и сожгли снарядами, два форта были заняты нашими войсками, но штурмовать крепость не решились, потому что у нас не было тяжелой артиллерии, поджидали на днях подвозу 20-ти орудий 12-дюймового калибра.
Комментарии (5)
|
|||||||||||||||||
|
Интернет-проект "Честь имею"/Военный Петергоф. kaspiec.148@mail.ru. 8 (916) 509-01-59 |